Кейт Лаумер - Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]

— Ну… валяй, приятель, думаю, ты сполна заплатил за это. Только быстро.

— Дафна, — настойчиво сказал Лафайет, и ее веки задрожали и открылись. — Дафна! С тобой все в порядке?

Какое-то мгновение девушка недоуменно оглядывалась вокруг. Потом ее глаза остановились на Лафайете.

— Ланцелот? — прошептала она. — Ланцелот… любимый…

— Ладно, пошли. — проворчал сержант.

Лафайет с отчаянием посмотрел через плечо, когда его вытаскивали из комнаты.

Лафайет, дрожа, сидел в полной темноте, прислонившись к сырой каменной стене. Гробовая тишина нарушалась только мягкой возней мышей в охапке соломы и тяжелым дыханием, доносившимся из дальнего конца комнаты. Второй пленник, его товарищ по несчастью, так и не проснулся, когда его швырнули в камеру, и спал уже несколько часов. Аромат Лунной Розы, духов Дафны, все еще оставался в памяти Лафайета, несмотря на удушливый козлиный запах темницы. Воспоминания об этих мягких теплых формах, которые он так недолго держал в руках, щемили его сердце каждый раз, когда он начинал перебирать в уме все те события, которые произошли в нем в Стеклянном дереве.

— Да, уж, операцию я провел блестяще, лучше не придумаешь, — пробормотал он. — Мне повезло абсолютно во всем, я даже с первого часа попал в ее комнату, и, тем не менее, я все только напортил. Да и вообще, я не совершил ни одного правильного поступка с тех пор, как впервые оказался на мельнице. Я подвел всех, начиная со Свайхильды и кончая Родольфо и Пинчкрафтом, не говоря уже о Даф… я имею в виду леди Андрагору.

Он поднялся на ноги, сделал 4 шага вперед, — дальше, как показали исследования, шла стена, о которую можно было больно удариться, — потом 4 шага назад.

— Но хоть что-то могу я сделать, — прошипел он сам себе. — Может быть…

Он зажмурился — действие совершенно необязательное в сложившейся обстановке — и сконцентрировал свою пси-энергию.

— Я опять в Артезии, — пробормотал он. — Только что вышел в сад с костюмированного бала, чтобы глотнуть свежего воздуха — вот почему на нем этот нелепый костюм, который дал Спропрояль, — и через секунду-другую я открою глаза и пойду обратно…

Постепенно его голос становился все слабее и слабев. Зловоние камеры не позволяло убедительно представить прогулку в саду, где самым плохим запахом был запах гардинии.

— Ну, тогда… я инспектирую трущобы, — воодушевленно начал было он. — Разве что в Артезии нет нигде никаких трущоб. А как насчет Колби Корнерс? — продолжал рассуждать он. — Ну, да, там есть чудесные трущобы, обитатели которых только счастливы держать уголь в ваннах.

Он зажмурился еще сильнее, концентрируясь как можно тщательнее.

— Я — член Федеральной Комиссии по оказанию помощи, — уверил он сам себя, — и провожу исследования для моей книги, сколько времени требуется средней семье непреуспевающих супругов превратить чистую новую современную квартиру в определенный хаос, к которому они привыкли…

— Послушайте, а вы не могли бы галлюцинировать несколько потише, — вызывающе произнес скрипучий голос из дальнего угла камеры. — Я пытаюсь хоть немного вздремнуть.

— А, так значит, вы все-таки живы, — не менее вызывающе ответил Лафайет. — Не могу не восхититься вашей способностью спать без задних ног в этом осином гнезде.

— А вы что можете предложить? — послышался незамедлительный ответ. — Чтобы я, не умолкая, жаловался на все, что меня здесь раздражает?

— Как нам отсюда выбраться? — резко сказал Лафайет. — Вот о чем надлежит думать.

— Вопросы и я задавать могу, а вот как на них ответить?

«Этот голос, — подумал О’Лири, — отличается высокомерной наглостью и одновременно жалостью к самому себе. В общем, неприятный голос», — решил он, с трудом сдерживая желание ответить в тем же тоне.

— Дверь я проверил, — сказал он с наигранной веселостью. — Насколько я могу судить, она состоит из одной стальной плиты, так что это ограничивает наши возможности в этом направлении.

— Неужели какая-то там стальная дверь может нас задержать? Судя по вашему голосу, я почему-то решил, что вы сорвете ее с петель и стукнете по голова первого, кто вам попадется под руку.

— … а это означает, что нам придется искать какой-нибудь другой выход, — закончил свою мысль О’Лири, заскрежетав зубами.

— Прекрасно. Вот и займитесь этим. А я посплю. У меня были совершенно жуткие 48 часов.

— Да, ну, кто бы мог подумать? Хотя их вряд ли можно сравнить с моими последними двумя сутками. Я спускался с верхушки ветряной мельницы, боролся с гигантами и пиратами, два раза сидел в тюрьме, один раз мне чуть было не отрубили голову, я свалился в шахту лифта, меня судили за шпионаж, после чего я летел на ковре-самолете — все это, не говоря о теперешнем ужасном положении.

— У-уу-ха! — зевнул товарищ Лафайета по камере. — Счастливчик! Я был куда более занят; договаривался с сумасшедшим принцем, обманул герцога, провел рискованную операцию по спасению, обманул колдунью, причем меня били, пинали, колотили, а потом швырнули в темницу.

— Понятно. Что же вы собираетесь по этому поводу предпринять?

— Ничего. Видите ли, все это на самом деле сон. Через некоторое время я проснусь, и вас здесь не будет, а я смогу опять продолжать заниматься своими рутинными делами.

— О, теперь понимаю. Вы просто чуть сдвинулись от одиночества. Это даже смешно, — добавил он со смешком, — чтобы вы считали меня фрагментом своего кошмара. Помню, я сам считал так раньше почти обо всем, пока не убедился, что нахожусь в мире реальном, даже слишком.

— Так что, если вы прекратите болтать и дадите мне опять заснуть, то я буду вам очень благодарен, — заявил наглый голос.

— Послушай-ка меня, Спящая Красавица, — резко заявил О’Лири. — Все это настоящее, можешь не сомневаться. Может, ты и свихнулся чуть-чуть от своих переживаний, но постарайся вбить себе в голову: ты сейчас в темнице, настоящей, реальной темнице, в которой бегает куча мышей. И если ты не хочешь сгнить заживо или дожидаться, когда за тобой придет палач, то потрудись приподнять свое заднее место!

— Убирайся. Я еще не выспался.

— С каким бы удовольствием я отсюда убрался, если мог бы! Ну же, поднимайся, соня! Может быть, вдвоем нам удастся что-нибудь придумать!

— Чушь. Ты самый обычный фрагмент. Мне надо опять заснуть, и когда я опять проснусь, то опять окажусь на Хэтчер Коссроуде, в лавке зеленщика у Боусера.

Лафайет злорадно засмеялся.

— Ты напоминаешь мне одного невинного беднягу, которого я когда-то знал. Кстати, где расположена эта Хэтчер Кроссроуд?